Прими собранье пестрых глав…

Небрежный плод моих забав

Пушкин

I

«Мой папа самых честных правил,
Когда я в шутку занемог,
Он поступать меня заставил
И лучше выдумать не мог.

Его пример другим наука

Но, Боже мой, какая скука

За партой сидя день и ночь,
Не отходить ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Наук безумных восхвалять,
Им уваженье проявлять,
С печалью возносить лукавство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда ж звонок возьмет тебя!»

II

Такие думы молодой повеса
Летя в автобусе, в пыли,
Все думал; волею Зевеса,
Не знал, что ждет его в пути.
Друзья Наруты Удзумаки!
С героем безызвестного писаки,
Без предисловий и прикрас,
Позвольте познакомить вас:
Аоне, добрый мой приятель,
Родился там, где Солнца свет
Встречает утренний рассвет,
И может быть родились вы
Или бывали, мой читатель; Хотя…
О ней вы только слышали слегка.

III

Всего, что знал еще Аоне,
Пересказать мне недосуг,
Но в чем он гений был бесспорный, 
Что тверже знал других наук, 

Что было для него отрада,

И страсть, и нега, и награда,
Что занимало целый день
Тоскующую в школе лень, - 
Была наука страсти нежной,
Которую воспел Анно,
В романтику он школьную открыл окно,
Но кончил он печально и известно:
Забыт венец творения земного,
Зато поныне – не было второго.

IV

Вот наш герой подъехал к сеням,
Автобус он стрелой покинул,
Взлетел по каменным ступеням,
И волосы рукой откинул,

Вошел. Полна народу зала,
Греметь устала кавалькада
Толпа, толкучка, теснота –
Наукой школа занята;
Бренчат бессмысленные споры,
Летят эскизы острых эпиграмм
И лексика не по годам;
Уж слышен гомон легких ссор,
Но ревом глоток заглушен –
Аоне наш уж напряжен.

V

Во дни прошедших развлечений,
Я был от школы без ума:

Верней нет места для признанья
И для вручения письма.

О вы, почтенные магистры!
О вы, которые мудры;
Прошу, заметьте мою речь:
Хочу лишь вас предостеречь.
Вы также, маменьки, построже,
На переписку наложите-ка запрет,
А то ведь выйдет же сюжет!
И поздно будет наложить обет;
(Я это потому пишу,
Что уж давно я не грешу).

VI

Класс тих. Аоне входит,
Идет меж стульев по ногам,
Садиться грустно у окна
И томно созерцает блеск стекла.
Все парты он окинул взором,
Все видел: лицами, убором,
Ужасно недоволен он.

С мужчинами раскланялся, потом
В рассеянье глянул на сенсея
На хвост и ушки бросил взгляд –
Не удивил его наряд.
Отворотясь зевнул – и молвил: 
«Всех пора на смену,
Нет сил терпеть до перемены!»

VII

Класс уж полон; наряды блещут;
Парты, стулья – все скрипит;
Галерка шумно рукоплещет –
Но вдруг – (какой конфуз!)

Заходит некто – именем француз:
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Стоит вампирша Мока.
Одной ногой едва касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит в объятия Аоне,
То стан совьет, то разовьет
И быстрой ножкой ножку бьет.

VIII

Всегда скромна, всегда послушна,
Всегда как утро весела,
Как жизнь поэта простодушна,
Как поцелуй любви мила;
Глаза, как небо, голубые,
Улыбка, локоны льняные,
Движенья, голос, легкий стан,
Всё в Моке... но любой сериал
Возьмите и найдете верно
Ее портрет: он очень мил,
Я прежде сам его любил,
Но надоел он мне безмерно.
Позвольте мне, читатель мой,
Заняться старшею сестрой.
 

IX

Ее сестра звалась Какао…
А впрочем, именем таким,
Страницы нежные романа
Мы своевольно завершим.
И что ж? Оно приятно, звучно;

И с ним, я знаю, неразлучно,

История, что давней самой старой старины,
Иль пересказа. Но мы должны
Признаться: вкусу очень мало,
У нас и в наших именах
(Не говоря уж о стихах);
Нам стихотворство не пристало,
И нам досталось от него
Жеманство – больше ничего.

.
.
.
О школьники японские!
Когда б не ваша парта у окна,
Не смех, не кровь и не судьба,
Я был бы счастлив одиноко,
И не свершилась б месть жестоко.
Не стал бы я пророком неги,
Не знал бы сладостной утехи…
А счастье было так возможно,
Так близко!.. Но судьба моя
Уж решена. Увижу ль снова
Вас когда?

Не жду наград и похвалы,
Не жажду тихого покоя –
И аплодирую вам стоя.